Твердая рука - Страница 62

Мы обошли стойла Для нас это давно стало привычным делом, своего рода ритуалом. Мы прекрасно знали, что тренер обязан осмотреть лошадей и выяснить, здоровы ли они, а гость — отнестись к ним с восторгом, наговорить комплиментов и удержаться от ненужных расспросов.

Лошади у Мартина были неплохие, хотя и не из лучших. Да и сам он считался средним тренером. Такие, как он, поставляют лошадей на все скачки, и от них зависит жалованье жокеев.

— Да, ты для меня давненько не скакал, — проговорил он, уловив ход моих размышлений.

— Лет десять, если не больше.

— Сколько ты сейчас весишь, Сид?

— Около десяти стоунов без одежды. — Любопытно, что, бросив выступать, я даже похудел.

— Неплохо, ты так не считаешь?

— Я полагаю, нормально — откликнулся я. Он кивнул, и мы направились от стойл с кобылицами к жеребцам. У него оказалось много хороших двухлеток, и я сказал ему об этом. Он был очень доволен.

— Это Флотилла, — произнес он, подходя к следующему стойлу. — Ему три года. Он выступал на скачках Данте в Йорке в прошлую среду и, если ничего не случится, побежит в Дерби.

— Он хорошо выглядит, — заметил я. Мартин дал лошади морковь. Он явно предвкушал грядущую победу. Его лицо засияло от гордости за красивого жеребца с лоснящейся, блестящей шкурой, спокойными глазами и крепкими мускулами. Я провел рукой по шее лошади, потрепал ее по темно-гнедой спине и ощупал нежные, но твердые, как скала, передние ноги.

— Конь в прекрасной форме, — сказал я. — Ты еще будешь им гордиться.

Он кивнул, но я уловил в его взгляде тревогу и неуверенность. Мы проследовали дальше, похлопывая лошадей по спинам и беседуя на ходу. Мы оба были довольны. Возможно, я нуждался именно В этом. Я подумал о судьбе тренера.

Ну, взять хотя бы Мартина — сорок лошадей, тяжелая, однообразная работа. И так изо дня в день. Планирование, руководство и масса всяческой писанины. Радость, когда удается вырастить фаворита, и горе, когда твой питомец проигрывает.

Деловой, открытый, динамичный стиль жизни. Короче, бизнесмен верхом на лошади.

Я подумал о себе и Чико, о том, чем мы занимались целыми месяцами.

Дразнили разных негодяев, крупных и мелких. Пытались выяснить несколько секретов конной индустрии. Подвергались постоянным нападкам. С нами не церемонились и били прямо под дых. Мы действовали хитро и осторожно. Шли по заминированному полю и дурачили вооруженных до зубов придурков.

Никто не упрекнул бы меня, если бы я бросил расследования и стал тренером.

Вполне нормальная жизнь для бывшего жокея, сказали бы многие. Разумное, практичное решение. Человек стремится обеспечить себе достойное будущее, с которым не страшны ни зрелые годы, ни старость. Только я и Тревор Динсгейт поняли бы, почему я так поступил. И тогда я смогу жить долго. Но мне не хотелось этого.

Утром в половине восьмого я вышел во двор в бриджах, ботинках и свитере из джерси. Несмотря на ранний час, было уже тепло, из конюшни доносились знакомые запахи и звуки. Мои угасшие чувства словно воскресли, и инстинкт жокея заставил мышцы подрагивать.

Мартин стоял и держал в руке список лошадей. Он громко поздоровался со мной. Я приблизился к нему и встал рядом, желая посмотреть, кого он для меня выбрал. Это была пятилетняя лошадь, подходящая для моего веса. Ему показалось, что таким образом он уже решил часть проблем. Конюх Флотиллы вывел жеребца из стойла, и я с восхищением пронаблюдал за ним, повернувшись к Мартину.

— Ну, давай, — подбодрил он меня. Лицо у него было лукавое, а глаза радостные. — Что? — не понял я.

— Ты поедешь на Флотилле.

Я не смог скрыть удивления, и быстро двинулся к лошади. Его лучший конь, надежда на скачках в Дерби, и я — однорукий и давно не практиковавшийся.

— Неужели ты не хочешь? — задал он вопрос. — Десять лет назад он был бы твоим по праву.

А мой жокей уехал в Ирландию на скачки в Кьюррах. У меня есть выбор: или ты, или один из моих парней, но, признаюсь честно, я предпочитаю тебя.

Я не стал спорить. Никто не вправе отвергать столь лакомый кусок. Я подумал, что он немного рехнулся, но меня это вполне устраивало. Мартин помог мне сесть. Я вытянул кожаные стремена по росту и почувствовал себя изгнанником, вернувшимся домой.

— Ты не наденешь шлем? — спросил он, оглядевшись по сторонам, словно ждал, что кто-то вдруг появится на бетонной дорожке.

— Нет. Он кивнул.

— Ты это никогда не любил. — Впрочем, он и сам был в обычной полотняной кепке. Я же всегда предпочитал ездить с непокрытой головой и лишь на скачках изменял этому правилу. Просто мне нравилось чувствовать дуновение ветра. — Ну, а как быть с хлыстом? — поинтересовался он.

Мартин знал, что я всегда брал с собой хлыст. Признаюсь, что делал я это сугубо автоматически, ведь жокейский хлыст — это подспорье. Он помогает удерживать лошадь в равновесии и позволяет ей бежать, не отклоняясь в стороны.

Легкий удар с плеча — вот и вся тайна этого приема. А потом наездник берет хлыст в другую руку. Я посмотрел на руки Мартина и подумал, что если я возьму хлыст и взмахну им, то могу его выронить, а мне во что бы то ни стало нужно было продемонстрировать класс.

Я покачал головой.

— Не сегодня.

— Ладно, — проговорил он. — Тогда давай. Я устроился в седле, натянул поводья, выехал со двора и поскакал по окраинам Ньюмаркета. В Лаймекилне я уже мчался во весь опор, с каждым ярдом продвигаясь на север. Мартин ехал на спокойной пятилетней лошади и пытался от меня не отставать. — Тебе нужно подбодрить его и пустить в галоп на три фарлонга, а затем проехать милю на пробу, чтобы утереть нос Гулливеру. Это последний забег Флотиллы перед скачками в Данте, так что ты уж постарайся. О'кей?